В данном документе имеет значение, быть может, даже не столько правота слов Ханжина, хотя высказывались, во многом, справедливые упреки, сколько его резко отрицательное отношение к соседней армии и ее командующему перед решающим наступлением.
Впрочем, основания для сомнений в боеспособности оренбуржцев у Ханжина были. Помимо информации от генерала Акулинина, в конце февраля – начале марта штабом Западной армии от одного из оренбургских офицеров было получено душераздирающее сообщение о состоянии армии Дутова: «Оренбургская армия разрушается окончательно, виною неумелого управления ею также неспособность учесть обстановку. Картина под Орском разыгрывается типично [для] Оренбургской, но в более сгущенных красках, пресловутая операция взятия Актюбинской окончательно губит дело. Но дай Бог вывести наши пехотные части в целом виде, которых собраны под Актюбинском три четверти всей Армии, ст. Сары оставлена, и на ней брошена масса вооружения, снаряжения, огнестрельных припасов и интендантского имущества, то же по всей вероятности случится и с Орском. Части окончательно деморализованы бесконечным отступлением, можно сказать, что бегут от первого выстрела, в довершение всего контрразведка поставлена отвратительно, масса большевицких шпионов безнаказанно снуют здесь и делают свое дело, вчера наши потеряли 2 пушки, сегодня с утра в городе идет провокационная стрельба, завтра со штармом выезжаю в Троицк, на телеграфной линии Орск – Троицк тоже есть шпионы, которые задерживают наши депеши, или же совсем прячут, или перевирают шифровки – нужно принять меры – одну радиостанцию путем усиленной работы привел в надлежащий вид и связал с Картолой1872, как передавал Комрад1873 1, и очень плохо с ним не придется говорить по прямому проводу…»1874
В результате в штабе Западной армии сложилось впечатление, что «штарм Оренбургской сам не знает, что у него делается»1875.
Несмотря на крайне низкий уровень стратегического планирования в Ставке Колчака, в начале марта на фронте Западной армии началось наступление, конечной целью которого должно было стать взятие Москвы. Намеченный план взаимодействия армий при наступлении был сорван практически сразу. Плана действий за Волгой не существовало вовсе1876.
Генерального штаба генерал-лейтенант В.Г. Болдырев, бывший главнокомандующий войсками уфимской Директории (Временного Всероссийского правительства), писал, что «при успехе операции… получилась бы огромная охватывающая красных дуга, сжимание концов которой сулило самые решительные результаты. Москва, кроме того, лишилась бы запасов богатого юга, лишилась бы угля и столь необходимого ей жидкого топлива»1877. Военный министр правительства адмирала Колчака, Генерального штаба генерал-лейтенант А.П. Будберг отмечал, что наступление в южном направлении «создавало, по соединении с Деникиным, общий фронт, усиливало обе ныне разъединенные стороны, давало возможность распределить более целесообразно личный состав обоих фронтов.
Наступление в этом направлении прикрывало верные нам районы Уральских и Оренбургских казаков, создавало спокойный тыл, давало возможность использования богатств Троицко-Орского района (зерно, фураж и скот), открывалась возможность навигации по Каспийскому морю и подвоза через Кавказ»1878. По мнению известного русского военного теоретика, Генерального штаба генерал-лейтенанта Н.Н. Головина, «это наступление выводило сначала в район, заселенный поволжскими немецкими колонистами (Саратов – Красный Кут – Камышин), представляющих (так в документе. – А. Г.) собою противобольшевицки настроенных крестьян, а затем приводило к соединению с Донским казачеством… В случае удачи этого наступления создалась бы обширная неразрывная противобольшевицкая территория, включавшая в себя все казачества, а также наиболее противобольшевицки настроенных крестьян»1879.
Весной 1919 г. белое наступление могло развиваться в двух направлениях: 1) Казань – Вятка – Котлас на соединение с войсками Северного фронта Генерального штаба генерал-лейтенанта Е.К. Миллера и союзниками и 2) Самара (Саратов) – Царицын на соединение с войсками Генерального штаба генерал-лейтенанта А.И. Деникина, действовавшими на Юге России. Разумеется, неверно считать северное направление приоритетным в стратегии Ставки адмирала А.В. Колчака1880, главный удар вдоль линии Самаро-Златоустовской железной дороги, стремясь прорваться к Волге, наносила Западная армия, однако по разным причинам сконцентрировать все первоначально намеченные для нанесения удара войска этой армии, не растягивая их по фронту, и скоординировать наступление с соседними армейскими объединениями не удалось1881. При этом наиболее близко к действительности высказывание Генерального штаба генерал-лейтенанта Д.В. Филатьева, позднее служившего в Ставке Колчака: «Был еще один, третий вариант, кроме двух указанных: двинуться одновременно и на Вятку и на Самару. Он приводил к эксцентрическому движению армий, действиям враздробь и к оголению фронта в промежутке между армиями. Такой образ действий мог бы позволить себе полководец, уверенный в самом себе и в своих войсках и располагающий превосходством сил, стратегическим резервом и широко развитою сетью железных дорог для переброски войск по фронту и в глубину. При этом одно из направлений выбирается как главное, а прочие – суть демонстрации для введения противника в заблуждение. Ни одного из перечисленных условий налицо в Сибирской армии не было, исключая уверенности в себе полководца, поэтому такой вариант должен был быть отброшен из обсуждения, как ведущий неумолимо к полному неуспеху. Между тем он именно и был избран для сокрушения большевиков, что и привело Сибирские армии в конечном результате к краху. Положение большевиков весною 1919 года было таково, что только чудо могло спасти их. Оно и случилось в виде принятия в Сибири самого абсурдного плана для действий»1882. Ответственность за выработку плана весеннего наступления и за последующий его провал лежит на начальнике штаба Ставки Верховного главнокомандующего Генерального штаба генерал-майоре ДА. Лебедеве. Как писал о Лебедеве С.А. Щепихин, «у него в голове трудно докопаться до мыслей о благе России: здесь только честолюбие»1883. В другом месте Щепихин писал, что Лебедева в годы Первой мировой войны в штабе 3-й армии называли Митькой, «он на наших глазах превратился в Митьку и в Митяя. А Митяй он был действительно форменный: заносчивый, фанфаронистый и крест Георгиевский вырвал зубами у Цурикова1884; очень недалекий и отменно ленивый, т. е. непривычный к тому тяжкому труду, который сопровождает офицера Генерального штаба на всех видах его поприща»1885. Лебедев, по мнению Щепихина, имел лишь один служебный талант – быстро разбираться в людях и бить по их слабым местам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});